Мы принимаем ваши фотографии разных вещиц и их «биографии». Всех, кто проявляет активность, мы премируем билетами в кино, или боулинг, или бильярд. Присылайте на адрес: pressa@volgograd.ru.

Для примера мы использовали предоставленные Школой народной реставрации истории старых предметов.

Рассказывает Наталья Смирнова:

«В нашей семье – семье Смирновых – хранится замечательная .

Эта икона попала к нам неслучайно, её нам подарила сестра моего деда Смирнова Александра Сергеевича, ветерана Великой Отечественной войны, Рыжиченко Людмила Сергеевна.

Икона потемнела от времени, была покрыта многими слоями олифы, лак побелел, лика практически не было видно, он исчез и не просматривался. Однажды дед мне предложил попробовать её отреставрировать. И – о чудо – краски посветлели, открылся прекрасный лик Богородицы, младенец протянул к её лицу свои ручки.

Александр Сергеевич ушёл от нас в 2000 году. Но память о нём остаётся с нами и по сей день. И в трудную минуту достаточно всего лишь посмотреть на икону, висящую на стене в уголке комнаты, и на сердце становится светло и спокойно.

Вещи как люди, каждая вещь имеет свой характер, свою судьбу. Вещи бывают капризные, как дети, - с такими предметами приходится долго возиться, лелеять их, пестовать. А есть вещи с присущей им лёгкостью, когда работаешь с такими вещами, то работа кипит, вещь поёт в руках, отдаёт нам свою энергию, а не забирает. Ведь картины и иконы писали самые разные люди, разные художники. Они вкладывали в предметы свои идеи, мысли, мечты, свой труд. А мы, реставраторы, имеем возможность дать обычной вещи и музейному предмету дальнейшую жизнь».

Рассказывает Николай Прянишников:

«Однажды я перебирал вещи, оставшиеся мне от родителей, и нашёл холщёвый среднего размера мешочек с вышитыми инициалами моего деда и номером нашей квартиры 28 (после революции квартир стало меньше, и наша получила номер 24). Я уже было собрался его выбросить: он был дырявый, как вдруг случайно понял, для чего он был предназначен.

Дело в том, что до революции гостей в нашем доходном доме, принадлежавшем «товариществу П. И. Оловянниковых сыновей», гости не поднимались одетыми в квартиры. Их встречал швейцар с бородой, который принимал шубы, шапки и калоши; чтобы не перепутать, помещал их в индивидуальные мешочки. Сохранилась вешалка красного дерева, которую ещё при бабушке перенесла после революции в ту комнату (спальню), которые оставили семье после уплотнения. Постепенно был разломан и исчез лифт красного дерева с зеркалами, исчезла ковровая дорожка, которая крепилась медными держателями в лестнице, от двери нашей квартиры осталась витая ручка, которую я, слава богу, свинтил перед реконструкцией дома.

Вот так маленькая и не очень нужная вещь может помочь реконструировать мир, в котором мы раньше жили».

Рассказывает Илона Боксер:

«Папу долго и упорно приглашали на работу в Волгодонск. Он откладывал ответ, верил, что драматический театр Волгограда сможет выстоять и начать работу. Но когда стало понятно, что театр будет расформирован, отец согласился. Они с мамой переехали в Волгодонск, им дали служебную квартиру. В Волгограде мы жили на Невской в однокомнатной квартире, очень скромно. И вот я приезжаю к ним в гости в Волгодонск. Родители на работе в театре, ключ оставили у соседей. Я беру ключ и открываю дверь – богатую, обитую искусственной кожей. Захожу и вижу огромное зеркало в резной раме и два богатых стула. Открыла дверь и сразу ахнула. Думаю, это не наш дом, слишком роскошно. Спрашиваю у соседки: «Вы не ошиблись?» «Нет», - говорит. Потом папа рассказал, что по работе он покупал реквизит. Встретил одну бабушку, жила она в ветхом доме, полностью заполненном старой мебелью. Он выбрал у неё предметы для театра и для себя – 2 стула и зеркало. Ещё были часы, но их бабушка наотрез отказалась продавать. Так в доме у родителей появилась антикварная мебель. Правда, стулья пришлось обить новой тканью. Но стулья и зеркало переехали в Волгоград, сначала в папину мастерскую, а два года назад, вместе с папой к нам. Сейчас они живут уже без папы».